СТАТЬИ

УСТОЙЧИВОЕ РАЗВИТИЕ И ФИНАНСИРОВАНИЕ В ТЕОРИИ И НА ПРАКТИКЕ

Журнал № 1 (15) 2022 Компетентное мнение
Поисковые системы в Интернете дают несколько определений термину «устойчивое финансирование». Одно из них звучит так: «Устойчивое финансирование означает инвестирование и принятие решений в отношении денег с учетом интересов будущих поколений, а также учет социальных последствий и воздействия на окружающую среду, которое инвестиции могут оказывать на протяжении своего жизненного цикла». Определение не идеальное, но вполне соответствует Целям устойчивого развития (ЦУР или Sustainable Development Goals, SDG) на период до 2030 года, утвержденным Генеральной Ассамблеей ООН в 2015 году в качестве «плана достижения лучшего и более устойчивого будущего для всех». На решение данной сверхзадачи теоретически и нацелено устойчивое финансирование, хотя на практике дело складывается по-иному.

Из множества посвященных устойчивому финансированию статей лишь в некоторых оно напрямую связывается с достижением поставленных ООН 17 взаимосвязанных целей, разбитых на 169 конкретных задач. В большинстве публикаций требования по устойчивому финансированию сводятся к соблюдению принципов ESG (Environmental, Social and Corporate Governance), то есть требований экологического, социального и корпоративного управления, да и те зачастую рассматриваются лишь в контексте снижения нагрузки на окружающую среду. При этом некоторые авторы вообще склонны ставить знак равенства между ESG и SDG.

Какие задачи ООН определила в качестве приоритетных?

Цель № 1 – «Повсеместная ликвидация нищеты во всех ее формах»; цель № 2 – «Ликвидация голода, обеспечение продовольственной безопасности, улучшение питания и содействие устойчивому развитию сельского хозяйства»; цель № 3 – «Обеспечение здорового образа жизни и содействие благополучию для всех в любом возрасте»; цель №4 – «Обеспечение всеохватного и справедливого качественного образования и поощрение возможности обучения на протяжении всей жизни для всех». Тема экологии – «принятие срочных мер по борьбе с изменением климата и его последствиями, сохранение и рациональное использование океанов, морей и морских ресурсов в интересах устойчивого развития, защита, восстановление экосистем суши…» (цели № 13, 14 и 15), – при всей ее важности, появляется ближе к концу перечня приоритетов, существенно уступая по рангу «содействию неуклонному, всеохватывающему и устойчивому экономическому росту, полной производственной занятости и достойной работе для всех» (цель № 8).

Утверждению ЦУР предшествовала пакетная разработка целей развития для Декларации тысячелетия. Восемь разбитых на 21 задачу целей, которые руководители 193 государств-членов ООН и как минимум 23 международных организаций провозгласили как «Цели развития тысячелетия» (ЦРТ или Millennium Development Goals), были ориентированы на решение к 2015 году все тех же неотложных проблем: ликвидировать голод и крайнюю нищету, обеспечить всем полную занятость и достойную работу, всеобщее начальное образование, сократить детскую смертность, искоренить эпидемические заболевания и облегчить долговое бремя для стран «третьего мира». Не забыли и про экологию, хотя цель «Обеспечить экологическую устойчивость» оказалась на предпоследнем, седьмом месте. Нельзя сказать, чтобы не было ничего сделано, но в целом реализацию этой программы трудно назвать успешной. Основные достижения обеспечили такие страны, как Индия и Китай, тогда как в Африке южнее Сахары и иных проблемных регионах заметных перемен к лучшему не произошло.

Программа ЦУР находится лишь в середине заявленного срока, но возможность решения поставленных задач уже весьма призрачна. Для достижения одной лишь цели № 1 («повсеместная ликвидация нищеты во всех ее формах»), по мнению экспертов Всемирного банка, ежегодно требуется 2-3 триллиона долларов, получение которых они считают «чистой фантазией». Такие задачи, как ликвидация голода, обеспечение здорового образа жизни, всеохватное качественное образование и снабжение чистой водой или доступ для всех к недорогостоящим, надежным, устойчивым и современным источникам энергии, вряд ли удастся решить до 2030 года, что ясно и не специалистам. В Фонде Рокфеллера утверждают, что ключом к достижению ЦУР является мобилизация на цели развития большей части из 200 с лишним триллионов долларов США ежегодных потоков частного капитала. Спонсоры Фонда пришли к выводу, что и при наличии «морального императива» для достижения ЦУР неудача неизбежна, если не произойдет радикальных изменений в финансировании масштабных перемен. Этим (по крайней мере частично) объясняются попытки переключить общее внимание с ЦУР на ESG.

Дело не только в затратах на ЦУР или в их логике. Пандемия делает мир иным, меняя приоритеты, хотя и старые, включая утраченные при переформатировании ЦРТ в ЦУР, не потеряли актуальности. К примеру, итоговые цели № 8 в ЦРТ и № 17 в ЦУР близки по смыслу и звучанию («Develop a global partnership for development» в первом случае и «To achieve the global partnership for development» во втором). Но ключевая задача восьмой цели ЦРТ – формирование «открытой, основанной на правилах, предсказуемой и недискриминационной торгово-финансовой системы» (Develop further an open, rule-based, predictable, non-discriminatory trading and financial system), – в процессе «редактирования» исчезла и больше не значится среди приоритетов. Между тем торгово-финансовая система, основанная на ранее заявленных принципах, сегодня важна как никогда.

Роль финансовой системы и устойчивого финансирования для достижения ЦУР трудно переоценить. Но прежде всего речь должна идти об устойчивости самой финансовой системы на глобальном, региональных и национальных уровнях, особенно после мощных бюджетных вливаний в рамках «ковидных» программ стран Группы семи (G7). Общее оздоровление финансов, «финансовая экология» являются непременным условием достижения ЦУР и устойчивого финансирования.

При лавинообразном росте бюджетных дефицитов и государственного долга трудно рассчитывать на выделение адекватных финансовых ресурсов на ЦУР «Большой семеркой». Но и без соответствующих капиталовложений стран с высоким уровнем доходов с помощью целевых кредитов, субсидий, государственных гарантий и налоговых льгот мобилизация на цели развития существенной части потоков частного капитала останется иллюзией. Первостепенное значение для устойчивого финансирования имеет государственно-частное партнерство (ГЧП) – единственный реальный путь к финансовому насыщению масштабных проектов по программам ЦУР. А вот поспешное внедрение «принципов ESG», которые рейтинговое агентство «Эксперт РА» в своем недавнем аналитическом обзоре «Будущее устойчивого финансирования в РФ: банки формируют рынок» нарекло «принципами устойчивого развития», скорее всего, станет контрпродуктивным. Жесткий подход с ESG к выбору любых проектов и объектов для кредитов и инвестиций, равно как и к предоставлению экономической помощи непременно скажется, например, на темпах выхода наименее развитых стран на новый уровень развития. А поскольку критерии ESG ещё не отработаны и глобально не согласованы, субъективизма в подходах и оценках избежать не удастся.

Упрощенный подход к устойчивому финансированию, его отождествление с так называемыми «зелеными сделками» и декарбонизацией экономик сулят мало хорошего. Но специалисты уже сейчас видят в смещении акцента со всех остальных целей ЦУР на климатическую цель № 13 один из трех основных трендов устойчивого финансирования наряду с формированием цепочек взаимодействия – связок между участниками рынка, предъявляющими друг к другу требования «а-ля ESG», а также переходом от добровольных инициатив по ESG, сформулированных в мягкой форме, к жестким стандартам регулирования.

Инициатива учета экологических, социальных и управленческих аспектов в ходе инвестиционного анализа и принятия кредитных решений принадлежит ООН, где в 2005 году учредили целевую группу по разработке добровольных Принципов ответственного финансирования - ПОФ (Principles for Responsible Investment, PRI). Работу финансировала Программа ООН по защите окружающей среды (ЮНЕП), что не могло не сказаться на расстановке акцентов в итоговых шести принципах и в заложенной в них ключевой триаде: «экологические, социальные аспекты и вопросы управления». Позаимствовав ее, адепты ESG основной упор делают на экологию, тогда как для большинства государств более актуальны отошедшие на второй план социальные проблемы. А представлять использование указанных трех параметров совершенствования повседневной деятельности компаний в качестве универсального средства управления устойчивым развитием вообще неправомерно.

Разработку единых стандартов ESG в 2019 году предложил Брайан Мойнихэн (Brian Moynihan) – глава Банка Америки (Bank of America) и Международного делового совета при Всемирном экономическом форуме (World Economic Forum’s International Business Council). Идею подхватила «Большая четверка» фирм, оказывающих бухгалтерские, аудиторские и консультационные услуги – Big 4: EY, Deloitte, PwC и KPMG. В рекордные сроки вышла Белая книга (White Paper) по единым метрикам ESG, а руководство ВЭФ предложило содействие их продвижению и внедрению.

Помимо проблем с выходом на ЦУР и желания отвлечь внимание от безуспешных попыток решить всем миром насущные проблемы развития*, стремление подменить признанные приоритеты неким суррогатом устойчивого развития можно объяснить еще и банальным стремлением заработать у тех, кто влияет на глобальную повестку. Уже сложилась целая сеть консультационного обслуживания по ESG всех вольно или принудительно применяющих в своей повседневной деятельности «три буквы, меняющие мир». На новом рынке крутятся немалые деньги, например, в связи с выпуском зеленых облигаций. А во главе клана консультантов и верификаторов ESG ожидаемо оказалась все та же «Большая четверка». К сожалению, просматривается еще и стремление закрепить через ESG технологическое превосходство стран «золотого миллиарда» над другими государствами, желание использовать экологический фактор как средство дискриминации и орудие недобросовестной конкурентной борьбы.

Влияние ESG на достижение ЦУР далеко не однозначно. Предлагаемые Давосским форумом совместно с Big 4 единые стандарты ESG отрицательно скажутся на позициях наименее развитых государств и стран с формирующимися рынками, равно как и на позициях предприятий МСП, задействованных во внешней торговле, трансграничной кооперации и в операциях на международных рынках капитала. Из-за дефицита сил и средств для срочного преобразования на условиях ESG предприятий и целых отраслей уже в ближайшее время многие столкнутся с проблемами в реализации своей продукции, которую в развитых странах сочтут «недостаточно зеленой». Для таких поставок готовятся штрафные сборы. Финансовые трудности ждут заемщиков, чьи проекты не пройдут тест на соответствие «стандартам» ESG, а для так называемых «грязных» производств мировые финансовые центры вообще могут закрыться. Такое вот «устойчивое финансирование» выстраивается на ближайшее будущее!

Трудно сказать, как будут обеспечиваться энергетические потребности слаборазвитых стран, где свыше миллиарда человек не знают иного источника энергии, кроме открытого огня, и за счет чего произойдут декларированные глобальными лидерами существенное улучшение социально-экономических условий жизни в беднейших странах и ускорение их развития…

По финансированию ЦУР показателен прошлогодний пример новой, но по-старому распределенной эмиссии Специальных прав заимствования (СПЗ или SDR). Их последний выпуск Международным валютным фондом на 650 млрд долларов США существенно превысил суммарную эмиссию SDR за минувшие десятилетия. Из этой суммы, поделенной между членами МВФ пропорционально их квотам, развивающиеся государства и страны с формирующимися рынками получили 274 млрд долларов, тогда как львиная доля пришлась на не испытывающие особой нужды в деньгах страны «Большой семерки». Здесь есть над чем подумать в части устойчивого финансирования и использования возможностей международной финансовой системы для достижения ЦУР. Устойчивое финансирование, кредитование или инвестиции складываются из нескольких «строительных блоков», включая объекты и источники финансирования, формы, стоимость, сроки и другие условия предоставления денежных средств, а также заемщиков, конечных бенефициаров и итоговый социально-экономический эффект финансовых вливаний.

Устойчивое финансирование предполагает сочетание в разных вариантах кредитов и инвестиций, субсидий и гарантий, частных и государственных капиталовложений. Как для инвесторов, так и для получателей денег важна и валютная составляющая финансирования, неверный выбор которой в условиях турбулентности способен подорвать устойчивость не только общей конструкции финансирования, но и его участников. Все эти компоненты нужно отработать самым тщательным образом.

В контексте устойчивого финансирования нередко говорят о необходимости строгой таксономии по ESG и недопустимости ее фрагментации. Уравниловка в этой сфере, попытки «стричь под одну гребенку» страны с высоким, средним и низким уровнем дохода, малые предприятия и транснациональные корпорации чреваты отторжением разумного, в принципе, стремления к углеродной нейтральности. Поэтому стоит искать компромиссные решения, учитывающие разные обстоятельства и возможности тех или иных участников финансового рынка.

Любопытный опыт таксономии – классификации и систематизации сложноорганизованных иерархически соотносящихся сущностей, можно почерпнуть в американской практике здравоохранения. В разгар пандемии в Нью-Йорке была запущена особая скоринговая программа для определения прав разных категорий пациентов на больничные койко-места. При прочих равных условиях преимущества при госпитализации получали граждане с темным цветом кожи – на том основании, что «у расовых и этнических меньшинств было меньше возможностей для укрепления экономического, физического и эмоционального здоровья», чем у белых американцев и «такое историческое неравенство увеличивает риск заболеть и умереть от COVID-19». Почему бы тогда не определить масштабы и сроки «озеленения» национальных экономик и, соответственно, применения ESG-критериев в процессе устойчивого финансирования в зависимости от «вклада» каждой из стран в общую «копилку» климатических проблем и реальных возможностей выделения необходимых ресурсов для выхода на нулевой экологический след (zero ecological footprint) исходя из общей задачи выравнивания социально-экономического развития стран и регионов? Отсюда логически вытекают более мягкие требования по ESG для стран со средним и низким уровнем дохода, как и системная диверсификация без фрагментации.

Устойчивое развитие подразумевает постоянный поиск баланса между интересами социального благополучия, всеобщего экономического развития и экологической безопасностью с учетом объективных возможностей окружающей среды. На этих «китах» должно строиться и устойчивое финансирование.

Исходя из реальности ЦУР требуют глубокого переосмысления и корректировки до наступления установленного ООН крайнего срока. Всесторонней проработки со стороны бизнеса и власти требует и роль устойчивого финансирования (инвестирования и кредитования) для достижения обновленных целей тысячелетия. Благоприятные условия создает то, что В20 и G20 вслед за ныне председательствующей Индонезией последовательно возглавят Индия и Бразилия, а затем подойдёт очередь ЮАР – единственной страны-члена «Большой двадцатки» до сих пор в ней не председательствовавшей. А это не только страны, отнесенные индонезийским руководством «Деловой двадцатки» к требующей особого подхода группе государств со средним уровнем дохода, но и наши партнеры по БРИКС. Выработка в БРИКС, а также в ШОС и ЕАЭС единой позиции по повестке устойчивого развития и его финансирования будет способствовать не только успешному продвижению коллективных предложений на любых форумах, но и их практической реализации на благо мирового сообщества.



* По данным Всемирной продовольственной программы ООН, в мире достаточно пищи, чтобы прокормить всех людей на планете. Но при этом голодная смерть ежегодно уносит свыше 5 миллионов детских жизней. В 2019 г. в мире голодали 690 миллионов человек – на 10 миллионов больше, чем в 2018 г. и почти на 60 миллионов больше, чем пять лет назад. А в 2020 г., как заявил Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш (Antonio Gurerres), с голодом столкнулись уже 811 миллионов человек и с тех пор лучше не стало.